В понедельник вечером у меня была запланирована встреча с директором Директората медицинских услуг Минздрава Оксаной Сухоруковой. Когда я пришла в назначенное время, Оксана отписалась, что ее увольняют, и она не сможет со мной встретиться из-за нашумевшего заседания.

Уже из опубликованной стенограммы совещания стало понятно, что многострадальный Минздрав в эти дни — линия фронта реформы госслужбы с системными вытекающими последствиями для всех остальных министерств. С далекоидущими выводами о позволительности политического давления и нивелирования колоссальных усилий и инвестиций в то, чтобы госслужба стала более компетентной, государственная политика — более последовательной, а государственные служащие — более профессиональными. Continue Reading →

Коли мій син навчався у школі, мені здавалося, що єдине завдання батьківського комітету – приймати замовлення від адміністрації школи, збирати і витрачати чужі гроші. Не свої, не загальні, а саме чужі.

Збирати і витрачати без жодних звітів та консультацій з тими, з чиїх гаманців ці гроші автократично вилучалися.

Моя колега з Тернополя поділилася іншим досвідом роботи батьківського комітету. Її історія про те, що основний сенс реформи – у перезапуску системи відносин у трикутнику “школа-діти-сім’ї”, і найменше, що може зробити кожен батько чи мати – додати свою частину в цей процес. Нехай не все і не відразу, але потроху змінювати. Ця історія про те, як одна молода жінка привнесла краплю управлінської ефективності та здорового глузду в роботу батьківського комітету свого класу.

Ганні 30, її донька минулого року пішла в перший клас. Вона – співвласниця середнього бізнесу у сфері послуг. Коли на перших зборах запитали, хто хоче ввійти в батьківський комітет, вона, без жодного розуміння, куди йде, підняла руку.

Питання стояло “хто буде жертвою цього року?”, і традиція говорила, що ти стаєш рабом батьківського комітету і руками для різних брудних справ на кшталт пофарбувати, помити, купити. Проте вона перевернула роль члена батьківського комітету з голови на ноги, що й цінно. Continue Reading →

11 месяцев еженедельных дискуссий и проб наладить внутреннее обучение для медперсонала в Охматдете привели меня к нескольким неожиданным выводам о том, почему самой большой трудностью в реформе медицинских услуг будет не законодательство и не финансирование.

Самым большим вызовом, как и во всех других реформах, будет изменить поведение сотрудников внутри больниц. Единственный способ – обучить их. Но это непросто.

Мы имеем дело с людьми, травмированными плохим образованием и очень плохим опытом повышения квалификации. Пока эти травмы не будут проработаны, методы и смыслы не приобретут новых форм, а способы работы с взрослыми не проникнут в практику преподающих, мы будем биться головой о стену непонимания и саботажа. Биться и ругать их. Вместо того чтобы менять свои подходы в преподавательской работе.

Continue Reading →

С 2016 года реанимации официально открыты для посетителей. Фокус узнавал, как это работает на практике и что делать, если врачи не хотят пускать к больным

В конце апреля киевлянка Валерия Квасневская попала с годовалой дочерью Эммой в детскую клиническую больницу №1 на Оболони. У девочки была высокая температура и тяжёлая анемия, ей четверо суток кололи антибиотики, переливали кровь, ставили капельницы. Вскоре в палате, где лежали мама с девочкой, появился новый пациент с подозрением на корь, для профилактики нужно было прокапать иммуноглобулин. Ребёнок уже был весь исколот, катетер выпал, поэтому Валерия обратилась к медсестре с просьбой поставить новый. Та сама не рискнула это делать и унесла Эмму в реанимацию. Валерию внутрь не пустили, хоть она и звонила в дверь, стучала и кричала. 20 минут Квасневская простояла под дверью, слушая, как разрывается от крика её дочь, а мужской голос, по её словам, орал: «Закрой рот, тварь!»

20 минут Квасневская простояла под дверью, слушая, как разрывается от крика её дочь, а мужской голос, по её словам, орал: «Закрой рот, тварь!»

Continue Reading →