13 ноября департамент кадрового обеспечения Кабинета Министров вывесил объявление о вакансии Уполномоченного по гендерным вопросам и дал людям аж 5 рабочих дней – до 20-го – на то, чтоб они узнали о ней и подались.
Больше 5 месяцев молчания прошло с момента релиза новости о создании такой диковинной по местным меркам должности, и теперь претендентам дано 5 рабочих дней для того, чтоб оформить все документы и решиться.
Должность была анонсирована в июне, и не понятно что мешало такому большому монстру с таким большим штатом объявить этот конкурс раньше, приложить хоть малую долю усилий, чтобы люди узнали об этой новой и важной роли. И чтобы потенциальные кандидаты могли взвешенно принять решение и подготовить документы.
Медиа об этом практически не сообщили или сообщили так, что чуть ли не единственными источниками информации оказалась херсонская газета «Вгору», твиттер ресурсного центра «Гурт» и еще несколько неприметных ресурсов. «Укринформ» и «Интерфакс», правда, тоже были, но это практически исчерпывающий список. И он критично мал.
Позиция эта вводится в штатное расписание под давлением Запада и с прицелом на то, что положения о недискриминации, инклюзивности и гендерном равенстве таки начнут внедряться в жизнь, выходя за рамки красиво сформулированных документов.
Денег, как я понимаю, у этого Уполномоченного в распоряжении нет, даже штата нет, но собственный бланк для писем и дорадчий голос есть, если верить положению Кабмина о его статусе. Есть ранг и уникальная историческая возможность что-то поменять в гендерных вопросах.
По большому счету у Секретариата есть выбор: взять чиновника для галочки или найти борца за идею.
Это выбор – дать гениям внутренней бюрократии переместить на это место кого-то своего – воспользоваться рангом как местом пересидеть турбулентность или трамплином для следующей политической многоходовки, либо таки искать того (или ту), который будет двигать эту тему на личной энергии, вере и силе профессиональных связей в секторе.
Просто потому, что ресурсов нет и юридической ответственности тоже нет. Есть социальная и историческая, но за нее не посадят, посему делать, иль не делать, и что, на этом уровне будет личным выбором избранного человека.
Если нужен человек для дела, то за эти пять месяцев важно было провести информационную кампанию о роли этого Уполномоченного, использовать внедрение такой должности как информационный повод для коммуникации народу, что правительству есть что сказать, что воля есть и будет прогресс.
И выделить хотя бы 2 месяца на продвижение этой вакансии, чтоб разные (и иногда неожиданные) люди могли податься.
Но неполная неделя на все про все – это надругательство. В первую очередь над своим профессионализмом.
Я совсем не отслеживаю вакансии в госструктуры, но эта мне была интересна. Отчасти потому, что в отличии от других органов власти, я знаю несколько очень профессиональных и сильных претендентов на роль Уполномоченного, и мне было важно видеть, как в стране на государственном уровне появится публичный дискурс о гендерной политике и разных взглядах на нее.
Большинство из этих потенциальных претендентов работают в третьем секторе или в международных организациях, и чтобы решиться на такой шаг, им тоже нужно время.
Это люди, которые не просто на уровне документов знают о гендерном неравенстве. Они его чувствуют и проживают – через себя и целевые аудитории, с которыми работают.
В основном это сильные женщины, застрявшие под стеклянным потолком своей карьеры.
По реформе полиции мы очень сильно прочувствовали, как хорошая коммуникация влияет на уровень конкурса (ибо повышает доверие к самому институту), и как возможность выбирать из бóльшего количества претендентов в итоге дает возможность нанять лучших.
Большинство лучших руководителей и патрульных в Департаменте патрульной службы пришли в первый набор.
Набор, у которого было отличное коммуникационное сопровождение. И это с конкурсом от 30 человек на место.
На должность Уполномоченного подалось 7 кандидатов. 7, Карл!
Объявление этого конкурса в сжатые сроки ставит под сомнение искренность и желание Секретариата найти этих горящих людей.
И еще под бóльшее сомнение – серьезность намерений власти изменить гендерную политику. Ведь она, в первую очередь, о равных возможностях, потенциале и доступе, которые были фактически нарушены поспешным конкурсом.
Эта политика гендерного равенства состоит не столько в разработке документов с приемлемыми для Запада фразами, она – об устранении боли и добавлении людям энергии чувствовать себя сильными и равными.
Даже если такой человек найден, и конкурс объявлен чисто номинально, то зачем так сильно подставлять этого человека и кидать на него тень липового конкурса, тем самым подрывая его репутацию в новой роли?
Ведь если все так уверены в его компетентности, то почему не подтвердить ее в условиях прозрачного и открытого конкурса?
Сколько бы высокопоставленные чиновники ни говорили о привлечении новых людей во власть и не жаловались на то, что не идут, такие действия говорят за них громче любых лозунгов.
Такие «конкурсы» подрывают доверие и к самому премьеру, и к офису самого прогрессивного вице-премьера по европейской интеграции, и ко всей реформе госслужбы в целом.
Подрывают хуже, чем бездействие. Потому что именно так мы, как общество, получаем сигнал: все решено, формальности соблюдены, даже не рыпайтесь.
Здоровая конкуренция и создание понятных правил игры для нее стимулирует людей и организации учиться и расти; а такие подковерные кадровые решения и непрофессионализм кадровиков или их руководства их разлагают.
Разлагают и убивают доверие к институтам, которого и так катастрофически мало.