http://hromadskeradio.org/donbas/lyudy-kotorye-ne-mogut-rabotat-po-novomu-uhodyat-yz-mylycyy-ekspert

Анастасия Леухина, член экспертного совета по реформированию при МВД Украины

Татьяна Трощинская: С сегодняшнего дня все милиционеры стали временно исполняющими обязанности милиции. Это усложняет их работу и ощущение безопасности на улице?

Анастасия Леухина: Усложняет, потому что, когда проходят глобальные изменения и люди не знают, будут ли работать, на каких условиях будут переведены. Как повлияет на уровень безопасности — глобально не повлияет. Во многих городах патрульная служба закрывает много вопросов по безопасности. Старая милиция до сих пор не всегда хорошо выполняла свои обязанности. Возможно, будут какие-то курьёзы, но не будет глобального коллапса.

Алексей Бурлаков: А как вы оцениваете целесообразность открытие такой структуры в потенциально нестабильном регионе Донбасса?

Анастасия Леухина: У нас сейчас вся страна потенциально нестабильна. Есть смысл что-то менять. Я как гражданин успела почувствовать на улице в Киеве и во Львове большее ощущение безопасности и того, что тебе кто-то поможет. Важно делать сейчас в Луганской и Донецкой области, чтобы они чувствовали, что их защитят.

Алексей Бурлаков: Мы говорили с Сергеем Перникоза о том, что уровень компетентности новых полицейских ещё не достаточен для правильного оказания юридической помощи.

Анастасия Леухина: Юридическая помощь не является компетенцией полицейских, они должны выполнять свои прямые обязанности. Я видела, как они готовятся, и они хорошо натренированы, чтобы выполнять свои функции. Они хорошо справляются. Патрульная служба этот орган, который поможет улучшить ситуацию.

Татьяна Трощинская: Возвращаясь к теме переаттестации нынешней милиции, насколько можно найти людей с новыми ценностями в достаточном количестве и проверить их в процессе переаттестации, среди старого состава?

Анастасия Леухина: Там есть много хороших людей с адекватными ценностями и знаниями, но есть и плохие люди. Процесс переквалификации очень важен, мы должны установить правильные фильтры, чтобы отсортировать гречку от риса и прочего мусора, который есть в органах внутренних дел. Сначала должны быть отсеяны те, кто был замешан в коррупции, нужно протестировать их профессионально и психологически, отсеять людей, которые пришли деньги зарабатывать, а не охранять порядок. Через фильтр нужно прогнать 180 тысяч человек.

Для любой системы защищать себя — естественная реакция. Если говорить о милиции, то патрульная служба, в частности помогла преодолеть психологический барьер. Раньше МВД и его сотрудники не верили в то, что может что-то поменяться и скептично относились ко всем попыткам реформирования. Многие из старых сотрудников милиции просто уволились по собственному желанию. Люди, которые понимают, что им не место в этой системе, и они не хотят работать по новым правилам, они понимают, что нужно уходить и искать другое место.

Continue Reading →

Кто и почему не пройдет в полицию

В милиции долго не верили, что перемены возможны, что новый закон будет принят и что дело сдвинется с мертвой точки. Всем казалось, что неопределенность будет длиться вечно.

Теперь ошарашенные выходом новых патрульных на улицы и приходом неожиданного и многообещающего руководства в уже новую национальную полицию, старые кадры раздумывают, как быть дальше.

Основные изменения наступят, когда внутри системы глобально будут отвечать по-другому на три ключевые вопроса: кто управляет? кем управляет? как управляет?

Кто управляет и есть ли выбор?

Переход от «крышевать» к «служить» требует изменений и в управленческой логике – от «командовать» к «управлять» и «быть лидером». Когда разыскиваются управленческие кадры, выбор таков. Есть сотрудники, которые берут своей лояльностью. Есть старые закаленные кадры, которые будут делать все, чтоб остаться.

Среди них — очень компетентные товарищи, но есть и те, кто гениален в своем умении нарушать, врать и красть.

Ребята с фронта бывают очень патриотичными и закаленными, но поскольку компетенции для ведения боя в стрессовых условиях и налаживания системных процедур внутри организации нужны разные, они не всегда будут справляться – просто потому, что их командный опыт не всегда применим в условиях построения мирной системы.

Иногда пошатнувший психику посттравматический синдром тоже мешает быть хорошим управленцем. Кандидаты «извне системы» имеют хорошие навыки и опыт проектного менеджмента, но не всегда разбираются в законодательстве и нюансах ведения правоохранительной работы.

Если коротко, то выбор небогат.

Большинство кадровых решений по руководителям будут компромиссными потому, что старых будут подозревать в плохом опыте, а новых – в его отсутствии. И здесь очень важно, чтоб с одной стороны в новосозданной полиции нашли правильное соотношение «старых опытных» с «новыми свежемыслящими».

С другой стороны, чтобы нам, как обществу, чётко и понятно доносили смысл по каким критериям был отобран тот или иной кандидат. Почему решили назначить Хатию или Илью, а не Вадима или Александра. Это поможет нейтрализовать непонимание и сформировать ожидания.

Кем управлять: отделить зерна от плевел?

Однажды генерал, ушедший на пенсию после смены власти, поделился размышлениями.

Ему иногда казалось, что десятилетиями политика набора в милицию была следующей: нужно брать того, у кого нет иного выбора. Ребят, у которых нет жилья, не во что одеться, нечем питаться, отправляли в милицию – потому что там можно было за раз решить несколько бытовых проблем.

Этой массой было удобно управлять, ими удобно потакать, они будут терпеть и молчать потому, что у них нет выбора.

По сути «опыт работы в милиции» такой же разный, как и диплом милицейского ВУЗа – тот, кто хотел учиться и профессионально развиваться, делал это несмотря ни на что и вопреки всему.

Тот, кому нужно было просто рабочее место или кормушка, забивал на все вопросы профессионального роста и считал кассу. Первых нужно отобрать и оставить на службе на конкурсных условиях. Со вторыми — попрощаться.

Через фильтр переаттестации нужно прогнать не много, ни мало 180 000 человек. Если предположить, что на прохождение переаттестации в несколько этапов нужно потратить, скажем, пять часов на одного сотрудника (обработка документов + тесты + собеседования), то на это понадобится почти 1,000,000 часов работы разных специалистов по всей стране, если конечно удастся сделать переаттестацию реальной, а не формальной, как обычно.

Формальная переаттестация не требует больших ресурсов времени и денег.

Чтобы сделать ее реальной, а не формальной, нужно привлечь много людей, включая профессиональных провайдеров и разработчиков для проведения тестов, а также обучить персонал основным азам и процедурам.

Нужны и представители общественных организаций – для обеспечения контроля за ходом процесса. В условиях низкого доверия к системе, проведение переаттестации без использования информационных технологий и участия общественности будет ошибкой.А на это тоже нужны ресурсы и политическая воля. По самым минимальным подсчетам на проведение переаттестации должно уйти от 3 до 6 месяцев. Сколько это будет стоить подсчитать сложно.

В результате переаттестации по самым скромным оценкам нужно будет попрощаться с 30-50% старого персонала и организовать набор «свежей крови». Отбор в патрульную службу иллюстрирует насколько трудоемким и затратным по времени является этот процесс.

Как управлять?

Для того чтобы система кардинально поменялась, необходимо изменить принципы принятия решений, то как руководители выстраивают приоритеты для подчиненных и общаются с ними.

Также то, как они обеспечивают ресурсами (зарплаты, бензин, технические средства), обучают (как организовано обучение на рабочем месте?) и оценки работы (как оценивается эффективность работы подразделения и сотрудника?). Без этих изменений граждане как клиенты не почувствуют разницы в качестве сервиса.

Потому что хорошего сервиса при плохом менеджменте не бывает.

Все это огромный ворох обучения, изменения привычек и просто работы «по-новому» без привычного сарказма. Я уже молчу о том, что нужно принять ряд не очень приятных решений про вузы, медучреждения государственной службы охраны.

И вовсе не упоминаю, какое напряжение и сопротивление нужно преодолеть, устанавливая новые порядки.

Короче говоря, объем работы, которую не выполнить за неделю, месяц или даже полгода. Но если не пробовать, тогда точно ничего не получится.

Continue Reading →

Чем грузинские реформаторы отличаются от украинских

С очередным назначением грузинки Хатии Деканоидзе на высокую должность руководителя национальной полиции в медиа и соцсетях началась новая волна критики привлечения иностранцев в правительство.

Мол, неужели своих кадров нет. Многим кажется, что в Украине достаточно своих кадров, которых не подпускают к штурвалу реформ.

Кто-то обижается, что его самого не назначили. Кто-то считает это частью глобального заговора против Украины, выдвигают и другие  конспирологические теории.

Видя как работает грузинская команда при МВД, а также следя за работой Одесского грузинского губернатора Михаила Саакашвили и прокурора Давида Сакварелидзе, я пыталась понять, в чем заключается секрет грузинского управленческого шарма?

В чем грузины-реформаторы отличаются от украинцев.

Предлагаю список особенностей. Каждая из них имеет свои плюсы и минусы. Поскольку украинцы всегда находят что покритиковать, пишу лишь о хорошем, недостатки вы додумаете сами.

Continue Reading →

Местные выборы: 5 поводов для оптимизма

Пока народ тонет в разочаровании результатами выборов, я думаю о том, что это были хорошие выборы.

Пожалуй, лучшие в моей жизни.

Откуда столько оптимизма, когда похвастаться результатами сложно?

Украина – это пациент, который хочет вернуться к бегу. Она изнемогала от хронических заболеваний и внешних вмешательств всю свою историю, большой раковой опухоли и метастазов (коррупции) всю свою независимость, ей ампутировали полноги и полруки (Крым и Донбасс), у нее был инфаркт (Майдан), и она потеряла много крови (как в прямом так и экономическом смысле), а эти выборы – это ее попытка вернуться на дистанцию.

1) Пациент скорее жив, чем мертв

Вначале своей карьеры я выучила одно важное правило: «Суди о прогрессе по состоянию пациента».

Если для спортсмена шаг – ничто, то для парализованного человека — один шаг своими силами — это космическое достижение. Некоторые из нас очень разочаровались потому, что ожидали, что наш «пациент» (страна) после всего произошедшего за последние два года резко выздоровеет — изменит свои электоральные преференции и пробежит кроссом полумарафон с хорошим результатом на местных выборах.

Но «пациент» пока лишь одолел стометровку.

Continue Reading →

Выборы бывших мужей

Выборы — прекрасная пора. Всем кандидатам хочется казаться лучшими, чем они есть. Мой бывший муж наконец-то прислал долг по алиментам за 3 года. Он баллотируется. Ему нужно страховать свои репутационные риски и «быть хорошим». Он понимает, что ему дешевле сейчас перечислить мне 6000 грн. алиментов за три года, чем его новосозданной партии «разруливать» репутационный скандал, связанный с их неуплатой.

Но история эта не только о моем бывшем муже. Эта история про всех нас и наши отношения с кандидатами во власть. Они так часто напоминают отношения между не состоявшимся мужем и страдающей женой.

Выборы – брачный период. Кандидат (в большинстве случаях в современных реалиях это таки он, а не она) приходит к избирателю с букетом цветов, пакетом гречки и просроченными консервами. Он с широкого плеча красит лавочки у подъезда и на скорую руку мастерит детские площадки, латает асфальт или меняет подъездные двери. Он готов отдать полцарства за то, чтоб избиратель поставил галочку в нужной графе.

А избиратель, как бывшая жена, тонет в этих сладких и желанных обещаниях. Тонет и знает, что так не будет никогда. Знает, что муж как пил, гулял, транжирил сбережения и плевал на общих детей, так и дальше это будет делать. Исключения, конечно, бывают, но редко.

Continue Reading →

Кто хозяин парковки? История одного вызова

Я редко передвигаюсь по Киеву на машине потому что это неудобно, и когда передвигаюсь, вижу массу оранжевых конусов, «придерживающих» парковые места для кого-то по всему городу.

В одном конце Музейного переулка, например, такой «брони» подлежат все без исключения места на платной и бесплатной городских стоянках.

Чтоб припарковаться на этой бесплатной парковке, я потратила два часа с привлечением трех охранников, юриста и бухгалтера магазина и экипажа патрульной службы. Это было так сложно и долго потому, что один из самых дорогих магазинов Киева, соседствующий с правительственным зданием на Грушевского, решил, что он владеет городскими парковками на двух ближайших улицах.

Незаконная парковка в Киеве

Continue Reading →

Новый патрульный полицейский: «инструкция к применению»

Я понимаю, что все мы ждем чуда. Хочется, чтоб новые полицейские, как инопланетяне, приземлились на улицы наших городов и навели порядок своей сильной рукой.

Понимаю, что первые несколько месяцев нам всем будет очень непросто – ведь мы привыкли, что право это как лотерея – неизвестно на кого нарвешься, кто и сколько попросит и кто занесет судье первым. Привыкли хамить и саботировать указания работников милиции, тихо ненавидя и суя нал в карман, чтоб быстрее сбежать. Привыкли увиливать от ответственности под прикрытием процессуальных нарушений.

Привыкли, что система не работает.

Новые патрульные – всего лишь люди из нашего окружения. С хорошими намерениями, желанием что-то поменять и неплохой подготовкой. То, чего им удастся достичь, зависит от нас – от нашей готовности менять дурные привычки, не закрывать глаза на мелкие преступления и прекратить «решать вопросы полюбовно». Право рулит не там, где милиция наказывает, а там, где не нарушают законы.

Continue Reading →

Начальники полиции: проверять или выбирать?

Мне давно хотелось поделиться размышлениями по поводу участия общественности в принятии решений, исходя из опыта работы с милицией и разнообразными общественными организациями в процессе ее реформирования.

Учитывая тот факт, что большую часть своей профессиональной жизни я посвятила исследованию роли гражданского общества и лучшим практикам общественного участия в принятии решений, я позволю себе критический взгляд на реалии общественного участия в современной Украине.

Мой аргумент состоит в том, что нужно критически оценивать, что и кто стоит за понятием «общественность» и ее представителями, а также реально понимать ее возможности влияния на данном историческом этапе.

Мой аргумент не в том, что участие общественности это плохо или не нужно. Оно очень нужно, и нам, как обществу, необходимо учиться конструктивно участвовать в принятии решений, влияющих на нашу жизнь. Как сказала Посол США в ООН Саманта Пауер на своей недавней лекции в Киеве: «Построение системы новых правил зависит не от того, что делает правительство, но от того, что мы заставляем его делать».

Вскоре будет голосоваться закон «О национальной полиции», и один из камней преткновения между МВД и некоторыми депутатами и представителями общественности — механизм участия общественности в выборе управленческих кадров новой структуры полиции. Эксперты извне настаивают на том, чтобы еще больше представителей общественности входили в квалификационные комиссии и принимали непосредственное участие в выборе руководства на местах.

Участие общественности в выборе руководителя полиции звучит прогрессивно и соответствует духу Майдана. Ведь все так устали от посланных из центра наместников, «непотопляемых» коррупционеров и постоянного игнорирования общественного мнения о том или ином руководителе.

Кажется, что представление общественности в кадровых комиссиях повысит уровень доверия к самому процессу и поможет сделать процесс отбора более прозрачным.

Прямое участие общественности может увеличить степень открытости процесса отбора при соблюдении нескольких важных условий: достаточно продвинутый уровень развития гражданского общества в регионе и наличие понятного механизма отбора членов кадровых комиссий. У нас нет ни того, ни другого. Continue Reading →

Декоммунизация: обезболить невозможно разрушить

Наблюдая за ликованием людей по поводу последних веяний декоммунизации в виде сдирания мозаики с пионерами со стены киевской школы, я поняла, что мне больно.

Я почувствовала в себе силы признаться в том, то мне больно, когда валят памятники, рушат мозаики и разбивают могильные доски, кому бы они ни были возведены. Я осознаю, что получу вал оскорблений и непонимания в ответ, но все же хочу поделиться этой болью потому, что чувствую, что больно многим.

Эта боль живет во мне с 1989 года, когда во Львове разрушили памятник Ленина. Я до сих пор помню тот день, когда будучи маленькой школьницей, я наблюдала за этим деструктивным актом. Нет, я не являюсь поклонником «лениных» и вовсе не одобряю преступления против человечества, совершенные коммунистическим режимом. Ну, а в свои 9 лет я не понимала всего этого контекста и подавно. Эти картинки  оставили в моем сознании воспоминания о зашкаливающей агрессии и варварах, рядом с которыми мне небезопасно. В какой-то степени страх и недоверие к людям формировал мой жизненный путь так же, как страх и недоверие формирует и Ваш.

Мы можем до бесконечности спорить об исторической роли деятелей, чьи памятники нужно демонтировать. Можем утонуть в аргументах об исторической, культурной и эстетической ценности этих объектов, доказывать друг другу с пеной у рта, как важно освободить место для нового, убрав старое. Можем говорить об общем пространстве и свободе проявления. Можем, но не делаем.

У нас нет этих диалогов, помогающих прожить и проработать травмы прошлого. Вместо того чтоб вместе горевать о потерянных жизнях, разрушенных культурах и покалеченных судьбах, мы делимся на варваров, исполняющих ритуал ликования на месте разрушения символических предметов, и обиженных детей, с ужасом и растерянностью наблюдающих за этим ритуалом. Между этими варварами и обиженными детьми нет доверия. Есть страх и непринятие.

Самый главный тормоз для Украины – недостаточный уровень доверия.

Continue Reading →